Вышел русский перевод книги Вальтера Беньямина «Люди Германии. Антология писем XVIII-XIX веков» — архивной работы, превращающейся разом в политическое высказывание, литературный эксперимент и гуманитарный подвиг
За последние несколько лет немецкий философ и теоретик культуры Вальтер Беньямин окончательно превратился в России из любимца леваков и эстетов в фигуру интеллектуального мейнстрима. На русском начинают появляться не самые очевидные и популярные его тексты, в частности — эта книга. Впрочем, для того чтобы увлечься ей, совершенно не обязательно разбираться в нюансах беньяминовской мысли и судьбы. Достаточно любить читать чужие письма. "Люди Германии" основаны на той же страсти к чужим письмам.
В 1931-1932 годах философ начинает публиковать письма деятелей немецкой истории со своими небольшими комментариями в газете "Франкфуртер Цайтунг". Через год к власти приходит Гитлер, и Беньямин, как многие интеллектуалы еврейского происхождения, бежит из страны. В 1936 он опубликует свою книгу в Швейцарии — под псевдонимом Детлеф Хольц, чтобы иметь возможность переправить ее в Германию. Там она окажется никому не нужна. В остальном мире, впрочем, тоже.
Это объяснимо. "Люди Германии" — собрание невероятно изысканных текстов, образцов стиля, будто бы вырванных из времени,— специально, чтобы блистать образцами стиля, демонстрировать блеск немецкой культуры. Все это выглядит для кануна мировой войны одновременно неактуально и консервативно. Почти что двусмысленно, учитывая, что письма эти публикуются во время взлета нацизма. Сама вынесенная в заглавие идея "Германии" — анахронизм, для большинства героев этой книги такого понятия еще не существовало. Это "собирание" национальной культуры будто бы параллельно поиску достойных корней нацистскими идеологами.
В то же время это — авангардное произведение, опыт монтажной литературы, использующий находки советских левых литераторов (близость Беньямина к кругу ЛЕФа тут очень заметна). В сущности, "Люди Германии" читаются как написанный монтажными средствами большой исторический роман. Хор голосов охватывает ровно сто лет (1783-1883). Большой и небольшие миры сотрясают войны и революции, смерти великих и их влюбленности, открытия — научные, философские, поэтические. Появляются новая культура и новая страна. А также — новая человечность. Это книга об истории идей, истории чувствований, но важнее — об истории презентации человека перед другим, адресатом письма. Об истории разговора.
Среди персонажей — главные фигуры немецкой культуры: Кант, Гете, Гельдерлин, Ницше. Помимо них — множество людей, чьи имена были почти пустым звуком даже для немецкоязычного читателя. Но и титаны представлены здесь маргиналиями. Точнее, так: вопрос о финансовом наследстве Канта ничуть не менее важен, чем его представления о Боге. В этом уравнении вещей — вполне прустовским методом — дается течение времени. Таким образом, "великие страницы истории" начинают выглядеть чуточку пустяковыми, пронзительными в своей прошедшести. Беньямин был мастером укрощать воинственные авангардистские приемы любовью, и "Люди Германии" — это тоже своего рода сентиментальный монтаж.
Он будто бы хотел напомнить немцам о том, что у них есть другая великая история, традиция гуманизма и внимательности. Но, кажется, тут есть элемент лукавства. Ностальгия по эпохе бюргерства, "присяга чудная четвертому сословью", которую можно увидеть в этой книге,— высокие речи людей Просвещения, их чувства на котурнах, ощущение, что человек выходит на арену истории, должен выглядеть там достойно и опрятно, но те же опрятность и достоинство ему пристало сохранять в личной жизни, потому что ведь и она происходит на виду,— все это вызывает у наблюдающего крушение цивилизации человека 1930-х восхищение, зависть, но и иронию.
Беньяминовское влечение к архиву и к свалке — это внимание ко всему отброшенному, слежавшемуся, к руине, в которую готова превратиться любая современность
Кажется, что, подбирая для своей книги письма, Беньямин добивался слегка комического эффекта. Смешанного, естественно, с невероятной горестью. Лишенные своего уютного "культурного" контекста, оказывающиеся на холодном свету новой истории, эти письма в своей несусветной рассудительности немного похожи на рассказы Роберта Вальзера, тоже по-своему завершавшего высокую немецкую культуру, превращая ее в перебор трагических шуточек, невесомых нелепостей, не способных удержаться на земле. (Высоко ценимый Беньямином Вальзер бросает писать тогда же, в начале 1930-х, остается доживать свой век в той же Швейцарии, в психиатрической клинике. К сюжету книги Беньямина это отношения не имеет, но сам он не упустил бы подобную параллель.)
"Людей Германии" легко можно прочитать именно так — как коллекцию трогательно-величественных пустяков. Беньямин вообще был страстным коллекционером. Так, многие страницы его трагического "Московского дневника" 1927 года посвящены собиранию деревянных игрушек, и здесь легко увидеть попытку отвлечься, уйти от невыносимости сегодняшней боли.
Это, конечно, не так. Беньяминовское влечение к архиву и к свалке — это внимание ко всему отброшенному, слежавшемуся, к руине, в которую готова превратиться любая современность под натиском нового варварства, грядущей катастрофы. Во многом об этом его великий текст "О понятии истории". Он написан перед самой гибелью Беньямина в 1940 году — и, может быть, дает возможность лучше понять "Людей Германии".
Дело не в том, что творцы немецкой культуры превратились в мусор. Все они — Гегель, Вагнер, братья Гримм — вполне могут понадобиться победительной идеологии Третьего рейха. Однако увидеть в них прекрасные отбросы, несуразность, ненужность — это единственная возможность искупить их, спасти, не отдать врагу. В подзаголовке книги Беньямин ставит слова: "О чести без славы, о величии без блеска, о благородстве без награды". И, конечно, здесь есть благородное жульничество. Беньямин спасает великую культуру, списывая ее в архив, отправляя в утиль. Потому что в эффективной стремительности катастрофы только утиль может стать ненадежной задержкой человечности.
Вальтер Беньямин. Люди Германии. Антология писем XVIII-XIX веков. М.: Grundrisse, 2015