Исторический фронт встречает 75 лет с начала Великой Отечественной без особого шума: о чем новом дискутировать и что старое переигрывать? Все концепции и позиции давно известны: "Сталин знал" — "Сталин не знал"; "СССР готовился — не готовился". И все это в рамках двух ключевых версий: традиционной советской (о вероломном нападении гитлеровской Германии) и нетрадиционной перебежчика Виктора Суворова (о том, что Сталин сам готовил нападение на Германию). Между тем спрос на "22 июня" в обществе велик. И хотя контроль за допуском к историческим документам жесткий, спрос есть чем поддержать: за год, прошедший после нашей публикации "Закрытые папки" (См. N 14 от 13.04.2015) о "секретных файлах" Великой Отечественной, многие запертые в архивах единицы хранения рассекречены. Сегодня "Огонек" впервые публикует ряд сенсационных документов, знакомство с которыми меняет привычную историческую "оптику". И... повышает интерес к тому, что по-прежнему остается в "закрытой зоне".
Фото: Александр Устинов
Начать надо с того, что стало известно совсем недавно из рассекреченных документов. Как эти новые знания могут изменить наши представления о "22 июня"?
Прежде всего у исследователей появилось неожиданное и весьма существенное измерение — оценка готовности страны к военному столкновению с точки зрения бизнес-планов, бухгалтерского учета и бюджетов финансирования разведывательных органов. Картина тут вырисовывается крайне занятная.
2 октября 1940 года, например, начальник Разведывательного управления Генштаба РККА Филипп Голиков подписывает для Молотова подробную справку за N 27899/сс о географии расходов военной разведки на текущий месяц. Справка уникальная. Здесь все расписано до последнего американского доллара и германской марки, монгольских тугриков, болгарских левов и итальянских лир. При желании читатель "Огонька" может самостоятельно изучить суммы и с помощью калькулятора выразить их в процентах, в рублях и валюте, выстроить очередность приоритетных стран и направлений и сделать самостоятельные выводы (см. фотокопию документа на с. 16). Голиков просит 586 тысяч 114 рублей валютой (переводами и наличными). Председатель Совнаркома (правительства) округляет и решает выделить 500 тысяч рублей. Сталин и узкий круг Политбюро соглашаются...
Полмиллиона валютой на один месяц на "оперативные нужды" всей советской военной разведки. Много это или мало? Чтобы понять, достаточно откатиться на пять лет назад: тогда 7 сентября 1936 года Политбюро разрешило "отпустить НКВД 1 миллион 25 тысяч золотых долларов на специальную операцию". А через две недели, 20 сентября, рассматривается "Вопрос т. У.[рицкого] Отпустить Разведупру РККА 1 175 000 ам. долларов на проведение операции, изложенной в записке от 19.9.1936 г. N 20087/сс". Получается, что в одном только сентябре 1936 года на две чекистские закордонные спецоперации в течение двух недель выделяли в четыре с половиной (!) раза больше, чем на всю армейскую разведку в октябре 1940-го.
Выходит, когда боролись с троцкистами и недобитыми белогвардейцами, на них казны не жалели, а на безопасности страны — нещадно экономили?
Идем дальше. 19 апреля 1941 года Политбюро рассматривает "Вопрос НКВМФ". Разведуправлению Военно-морского флота на первое полугодие 1941 года решено отпустить инвалюту в размере 450 тысяч рублей, не включая в эту сумму ранее отпущенные средства на содержание аппарата военно-морских атташе. Здесь важны два момента: 1. Просьба не путать с разведкой военной — у флотской своя бухгалтерия. 2. Стоит обратить внимание, что Политбюро лишь 19 апреля 1941-го соизволяет выделить деньги структуре на первое полугодие (1 января — 30 июня). А это значит как раз то, что вы подумали: задержки с финансированием, с выплатой зарплат, премий сотрудникам и агентуре, с выполнением планов мероприятий и т.д. имели место при "эффективном менеджере" даже в самом чувствительном государственном секторе — разведке.
В этом убеждает еще один открытый недавно документ: 18 апреля 1941 года по вопросу о финансировании внешнеполитической разведки обращается к Молотову и нарком госбезопасности СССР Всеволод Меркулов.
[герб СССР]
Народный комиссариат
Государственной безопасности
18 апреля 1941 г.
N 11241/м.
ПРЕДСЕДАТЕЛЮ СОВЕТА НАРОДНЫХ КОМИССАРОВ
СОЮЗА С.С.Р.
товарищу М О Л О Т О В У
Народный Комиссариат Государственной Безопасности СССР просит Вашего решения об ассигновании на март-апрель 1941 года на расходы по закордонной работе НКГБ СССР 1 440 000 рублей (в инвалюте разных стран по заявкам НКГБ) и на 60 000 рублей в монгольских тухриках и тувинских акша.
На 1-й квартал 1941 года на эти цели было ассигновано НКВД СССР, согласно постановления СНК СССР N СО281 от 9/1-41 г. 900 000 рублей в инвалюте разных стран и тухриков на 300 000 рублей, но указанной суммы оказалось недостаточно и НКГБ СССР согласно разрешению СНК СССР N СО-2400 от 10 марта получил 200 000 рублей в инвалюте разных стран в счет ассигнований 2-го квартала 1941 г.
Из испрашиваемой суммы НКГБ СССР просит Вашего распоряжения Наркомфину СССР ассигновать авансом Рб. 500 000 — в инвалюте разных стран и на 30 000 рублей монгольских тугриков и тувинских акша.
Народный комиссар
Государственной Безопасности С.С.С.Р. (подпись)
(В. МЕРКУЛОВ).
По датам с ним соседствует еще одна "секретка", помеченная тем же 18 апреля 1941-го. И на ту же тему: меморандум начальника Генштаба Красной армии Георгия Жукова о положении дел в разведке военной. То есть за два дня Политбюро занимается рассмотрением трех бумаг, полученных от трех разведок (!). На скудное финансирование жалуются: Военно-морской флот и его разведка, госбезопасность и внешняя политическая разведка, Разведуправление Генштаба и разведка военная. Может ли это быть случайностью?
Если ознакомиться с меморандумом Жукова, становится понятно: не может, ситуация просто отчаянная. Георгий Константинович об этом документе не рассказал в официальной, опубликованной, версии своих мемуаров. А сам факт существования меморандума был неизвестен 75 лет. Его полный текст сегодня мы публикуем впервые.
Сов. секретно
Экз. N 1
Народный комиссариат
Обороны Союза ССР
НАЧАЛЬНИК
ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА
КРАСНОЙ АРМИИ
18 апреля 1941 г.
N 591792 сс.
Председателю Совета Народных Комиссаров
С.С.С.Р.
тов. М О Л О Т О В У
Разведывательное управление Генерального Штаба Красной Армии испытывает большие трудности в своей работе из-за неналаженности денежного обеспечения.
За семимесячный период с 1 августа 1940 года по 1 марта 1941 года им на всю оперативно-агентурную деятельность было получено 1 550 00 валютных рублей, в то время как за первые 7 месяцев 1940 года — получено 3 255 000 рублей.
Таким образом, среднемесячное ассигнование с 465 тысяч рублей было уменьшено до 221 тысячи рублей.
В связи с этим Разведывательным управлением в финансовом отношении был проведен ряд мероприятий по упорядочению денежного хозяйства, по более расчетливому использованию средств и по налаживанию отчетности.
Однако, несмотря на эти мероприятия, в финансовом обеспечении работы имеют место многочисленные ненормальности: перебои в финансировании; срывы или несвоевременное проведение целого ряда мероприятий; значительная задолженность перед периферией; различные конфликты из-за оплаты и т.д.
Ряд округов (Киевский, Западный, Средне-Азиатский) донесли о прекращении операций из-за отсутствия средств.
Руководство Разведывательного управления находится под непрекращающимся нажимом справедливых требований, жалоб, претензий и недовольства со стороны командующих и начальников разведывательных отделов округов, военных атташе, легальных и нелегальных резидентов и источников. Об этом можно частично судить по прилагаемой выписке из шифрованных телеграмм.
Неупорядоченность этого вопроса имеет место не только в денежном обеспечении агентурно-разведывательной работы, но и в обеспечении содержания штатных аппаратов военных атташе и военных советников.
Несколько раз зарплата личному составу этих органов переводилась несвоевременно. Апрельское содержание до сих пор не получено и не переведено.
РУ в своей кассе совершенно не имеет средств. Ассигнования на работу второго квартала на места не произведены; по первому кварталу задолженность 362 тысячи рублей.
Докладывая по данному вопросу, прошу Ваших решений с тем, чтобы установить определенное и устойчивое финансовое обеспечение работы Разведывательного управления.
Для этой цели прошу назначить среднеквартальный денежный лимит на агентурно-разведывательную работу управления 2 500 000 рублей.
НАЧАЛЬНИК ГЕНЕРАЛЬНОГО ШТАБА
КРАСНОЙ АРМИИ
ГЕНЕРАЛ АРМИИ (подпись) ЖУКОВ.
Отп. 2 экз. ЕГ.
Документ, согласитесь, убойной силы. О какой готовности принять удар, о какой осведомленности политического руководства страны можно говорить, если даже разведка была запущена до крайности: "многочисленные ненормальности", "перебои", "срывы", "несвоевременное проведение", "значительная задолженность", наконец, "прекращение операций из-за отсутствия средств" — как могло не случиться катастрофы 22 июня в таких условиях?
Пробелы в сталинском фонде
Документы, о которых шла речь в предыдущей главке, дают новую оптику для понимания минувших событий. Но при этом картину во всей полноте мы, к сожалению, пока составить еще не можем — много для этого не хватает, многое по-прежнему остается в "закрытой зоне". И об этом стоит хотя бы бегло поговорить.
В описи 11 фонда 558 ("Личный архив Сталина") в РГАСПИ по-прежнему закрыты десятки дел. Например, полностью запечатано дело N 180 (записки НКВД и его сотрудников о серьезных недостатках в работе чекистов за период с 21 февраля 1939 года по 7 мая 1941 года). Скрываются под грифами копии перехваченных телеграмм о политике Германии и Италии. Засекречены полтысячи дешифрантов телеграмм Спецотдела НКВД-НКГБ с резолюциями Сталина. В деле N 193 от нас прячутся "телеграммы, перехваченные" нашими спецслужбами от "иностранных послов и генконсулов, аккредитованных в Советском Союзе, и ответные телеграммы в страны пребывания".
Остается закрытым изученный Сталиным и испещренный его пометками перевод с немецкого доклада контрразведывательного отдела штаба Рейхсвера "Русская армия" (дело N 195).
Нет пока возможности ознакомиться и с таким шедевром, как книга "О приемах вербовки советских граждан иностранными разведками и о средствах борьбы с иностранной разведкой". Интересен и сам труд, и замечания Сталина на него (дело N 443).
Остаются под грифом и 300 страниц шифротелеграмм Генштаба, ВВС РККА и ВМФ, НКВД, наркоматов авиационной промышленности и вооружения, тяжелого машиностроения и НКВД, а также исполкома Коминтерна, с резолюциями Сталина, Молотова и других членов Политбюро. Это три дела — с N 450 по N 452 — с сентября 1941 года по 1944 год.
Еще одно досадное сокрытие — это дела N 422 и N 423: "Журналы регистрации отправленных документов с резолюциями Сталина И.В." за период с 17 июня 1940 года по 16 июня 1945 года, то есть от падения Парижа до Парада Победы. В теме "22 июня" эти альбомы могли бы помочь ответить на принципиальный вопрос: где был Сталин накануне и в первый день войны и чем он занимался?
Слышится хор возмущенных возгласов: что значит где?! В Кремле! Читайте, дескать, мемуары маршала Жукова, диалоги Феликса Чуева с Молотовым, да, наконец, откройте дневник посещений его кабинета... Да, все правильно. Согласно дневнику посещений (который рассекречен), 22 июня Молотов, Берия и другие в кабинет вошли в 5 ч. 45 мин. утра, а "последние вышли в 16 ч. 45 м.". Но где материальные следы этих посещений — пометки на документах, замечания и т.д.? Ответ — только в этом альбоме. Но он по-прежнему остается вне доступа — под грифом.
Последнее из известных нумерованных довоенных директивных указаний Сталина помечено в альбоме 14 июня 1941 года. Народный комиссар среднего машиностроения Вячеслав Малышев просит разрешения построить в Кременчуге завод на 100 тысяч грузовых трехтонных автомобилей с дизельмотором и четырех заводов смежной промышленности в районе Кременчуга.
14 июня Сталин приказывает: "т. Вознесенскому. Идея правильная, только следовало поставить завод подальше от границы, скажем, в Камышине (воды в Камышине много, лес по Волге будут доставлять в изобилии, сталь будут подавать из Донбасса). Если остановимся на Камышине и в проекте будут проделаны соответствующие изменения, я буду голосовать за завод. И. Сталин". Резолюцию немедленно оформляют в альбоме мудрости: "N 2305/14 VI. 41 г."
Других номерных резолюций после этой даты у нас нет.
Возразят, а как же хрестоматийно знаменитая фраза Сталина на разведдонесении за N 2279/м от 17 июня наркома госбезопасности Меркулова о неминуемом начале войны: "Т-щу Меркулову. Может, послать ваш "Источник" из штаба Герм. авиации к е-ной матери. Это не "источник", а дезинформатор. И. Ст.". Но эта мудрость не приобрела номера и даты, не внесена в альбом. Поэтому неизвестно, "послал" ли товарищ Меркулов свой "источник" из штаба германской авиации, или не "послал".
Вспомнив о советских источниках в германских штабах, приведем фрагмент последней из известных на сегодняшний день шифровок Сталину от советского полпреда в Берлине Владимира Деканозова (N 451). 18 июня 1941 года Деканозов пишет Поскребышеву: "Посылаю обещанные мною товарищу Сталину сведения о пищевом довольствии в Германской армии". Сегодня в "Огоньке" этот текст публикуется впервые:
"<...> Таким образом, громадная армия Германии поставлена в особо привилегированное положение и пожирает, не производя, громадное количество пищевых продуктов Германии и оккупированных стран. Все это говорит о наличии у германского правительства довольно значительных продовольственных ресурсов специально для армии.
Фронтовой рацион по сравнению с официальными тыловыми нормами включает несколько меньшее количество мяса, масла, сыра, сахара и картофеля, что компенсировано почти двойным увеличением количества овощей (б.[ольшей] ч.[астью] свежих), консервированных фруктов и несколько большим пайком сала, маргарина, круп, мармелада и чая. Вместо натурального молока действующие на фронте части получают сгущенное молоко.
Знаменательно, что сверх обычного армейского рациона действующие на фронте части получают натуральный кофе (в бобах), которое, как известно, тонизирует организм человека.
Офицеры Германской армии питаются в офицерских казино, получая для расчетов специальные карточки. Нормы для офицеров нам установить еще не удалось. Во время военных действий офицеры питаются из общего котла, если их число не позволяет завести специальной офицерской "малой кухни" (50-60 чел.) <...>"
Очень актуальная тема. Особенно за четверо суток до начала великого противостояния. Но на ней нет не только резолюции, вообще нет следов, что Сталин об этом узнал.
Настало время признать, что в известных на сегодняшний день протоколах Политбюро и материалов к ним (РГАСПИ, ф. 17, оп. 163) за период с 19 по 22 июня следов работы карандаша Сталина не обнаружено. Решения есть (некоторые сомнительные), инициирующие записки есть (многие без даты, что тоже подозрительно), отметки о голосовании ближайших соратников и лучших учеников тоже (хотя многие по доверенности), а вот само первое лицо упорно отсутствует. Нет ни пометок "живого" карандаша, ни опосредованной записи "тов. Сталин — за (АП)".
Не будем утомлять читателя перечнем пунктов протокольных решений. Приведем их лишь за 22 июня. В то роковое воскресенье утвердили всего лишь четыре Указа Президиума Верховного Совета СССР. Все они опубликованы в газетах 23 июня. Ничего нового по их содержанию мы не узнаем, но новизна не в содержании, а в форме их принятия. Итак, по порядку.
П34/95. "О мобилизации": "<...> Мобилизации подлежат военнообязанные, родившиеся с 1905 по 1918 год включительно. Первым днем мобилизации считать 23 июня 1941 г.". Перед нами машинопись указа. Следов голосования товарищей, которые сидели в кабинете с пяти утра до пяти пополудни, нет. На документе лишь пометка-автограф: "Указание т. Сталина — опубликовать. А. Гор[кин]. 22/VI".
Кто такой Горкин? Секретарь Президиума Верховного Совета. Есть и другая помета: "м. нет", то есть "материала нет". Что это означает: черновика нет или сопроводительной записки? Получается, напечатан набело. Неужели Горкиным? Вы верите этому? Или оригинал где-то спрятан в президентском архиве?
П34/96. Указ Президиума Верховного Совета "Об объявлении в отдельных местностях СССР военного положения". На копии и этой машинописи также нет следов никаких голосований, отметок и прочих зацепок.
П34/97. "О военном положении". Увы, никаких пометок нет и на третьем указе.
П34/98. Это "Положение о военных трибуналах". И тут есть интересный момент. В конце указа стоит: "Москва, Кремль, ... июня 1941 г.". То есть дата не проставлена. Из какого же спецпакета достали этот указ? Ответ: "Указание т. Сталина — опубликовать А. Горкин. 22/VI".
Жаль, что Александр Федорович Горкин, потом служивший за заслуги председателем Верховного суда СССР, не оставил рукописи своих воспоминаний в чемодане на даче. Очень хочется узнать, в какой форме Сталин давал ему эти "указания": живьем, через Поскребышева, по телефону ВЧ или шифровками?
Увы, знание о том, как на самом деле было, приходит к нам и 75 лет спустя строго дозированно, порционно. Можно утешаться только одним: уж лучше поздно...