«Возможно, мы выйдем из юридической формы банковского присутствия на Украине»

Банковский бизнес во всем мире находится в тисках тяжелой экономической ситуации и давления со стороны регулирующих органов. Для российских государственных банков ситуация усугубляется действующими зарубежными санкциями и политическим противостоянием с соседней Украиной. Как в этих условиях предполагает развивать банковский и инвестиционный бизнес группа ВТБ, какие направления будут закрыты, а какие продолжат развиваться, как работает группа с регуляторами различных стран, рассказывает глава совета директоров «ВТБ Капитала» ЮРИЙ СОЛОВЬЕВ.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Предыдущая фотография

Следующая фотография

1 / 3

Многие клиенты на Украине могут заплатить, но не платят, пользуются судебным беспределом, возможностью оказывать на нас политическое давление

Фото: Коммерсантъ / Александр Миридонов  /  купить фото

Три лицензии — это три дублирующих штата. Европейские законы позволяют нам не иметь все три лицензии, но сохранить присутствие

Фото: Коммерсантъ / Александр Миридонов  /  купить фото

Мы для себя определили новый регион деятельности — периферийные европейские страны, которые не являются ключевыми для западных партнеров

Фото: Коммерсантъ / Александр Миридонов  /  купить фото

— В настоящее время ВТБ готовит новую стратегию развития. На чем в ней будет акцент?

— Да, сейчас мы формируем стратегию до конца 2019 года, и она будет вынесена на совет директоров в конце этого года. Стратегической целью и основным акцентом в развитии группы на это время станет повышение рентабельности бизнеса. Цель — выйти на 200 млрд руб. чистой прибыли по итогам 2019 года.

— С учетом текущих результатов — 26,4 млрд руб. по итогам восьми месяцев текущего года — задача выглядит очень амбициозной. На чем основан этот план?

— Чтобы ответить на ваш вопрос, стоит посмотреть, почему мы последние несколько лет (2013–2015 годы) находились в отрицательной динамике прибыльности. У нас было много рублевых кредитов, которые были привязаны к плавающей ставке — ставке рефинансирования. Она в тот момент использовалась для финансирования банковских организаций со стороны ЦБ.

После кризиса в ноябре 2014 — январе 2015 годов правительство и Центральный банк решили ввести новый показатель — ключевую ставку ЦБ, на которую и было переведено финансирование банковской системы. В декабре 2014 года эта ставка взлетела вверх — до 17%. Но все наши кредитные договоры были привязаны к ставке рефинансирования, которая осталась на прежнем, низком уровне. Соответственно, мы и некоторые другие банки выступили буфером между ЦБ и реальным сектором экономики, прежде всего стратегическими, государственными и оборонными предприятиями. Мы практически взяли на себя потери от увеличения ключевой ставки при неизменной ставке рефинансирования.

Одновременно это сопровождалось потерей рублевой ликвидности. Она начала уходить, а наша возможность привлекать новую ликвидность была подорвана, в том числе и геополитическими ограничениями, которые были введены. Мы должны были опираться на финансирование ЦБ и Минфина.

— Но ставки были в итоге выровнены, а ситуация существенно изменилась…

— Действительно, ставка начала уменьшаться, и населению сейчас намного более комфортно с рублем. Таким образом, наша депозитная база вернулась, у нас снова появилась возможность привлекать финансирование в разных видах. И прибыль начала восстанавливаться.

— То есть фактически действия правительства и ЦБ подорвали вашу прибыльность?

— Скорее они наложились на общую экономическую ситуацию. Вторым фактором стала Украина, где, к сожалению, продолжаются негативные тенденции. Очень многие клиенты там могут заплатить, но не платят, пользуются судебным беспределом, возможностью оказывать на нас политическое давление. Общие потери группы ВТБ от ситуации на Украине мы оцениваем в 85,4 млрд руб. Мы, к сожалению, продолжаем находиться там под давлением. Украина ввела санкции в отношении российских банков. Причем эти санкции жестче, чем европейские. Сейчас нам практически запрещено докапитализировать свои украинские банки. В результате мы фактически вынуждены расстаться с украинским БМ-банком.

— То есть ЦБ и Украина? Или что-то еще?

— Есть и третья история. Она внутри страны. У нас в России достаточно сильно пострадали строительные подрядчики. А законодательство работает до сих пор таким образом: банк, выдавая гарантию, фактически целиком отвечает перед государством и заказчиками за все обязательства застройщика. Сам объект, который застройщик строит, в случае банкротства автоматически отходит либо государству, либо заказчикам, а банк не может никаким образом свои средства вернуть или защитить. Мы прекратили активную работу с застройщиками по данному направлению. Наши предложения по изменению законодательства с учетом интересов и застройщиков, и банковского сектора пока до конца не были услышаны законодателями и правительством. Но мы надеемся на то, что будут определенные реформы в этой сфере.

— Вы преимущественно говорите о проблемах в прошлом, но за счет чего вы намерены улучшать результаты в будущем?

— Первое — мы видим рост бизнеса в различных сегментах, при снижении ключевой ставки мы входим в свою обычную прибыльность. Второе — проблемы на Украине мы к настоящему моменту полностью зарезервировали. Сейчас мы работаем там с проблемными активами, но больших потерь уже не ожидаем. Что касается застройщиков, то мы достаточно агрессивно создали большое количество резервов по данным проектам, пытаемся быть консервативными. Можно считать, что эта проблема уже пройдена.

Мы, естественно, смотрим и на развитие нашего бизнеса. Мы расширяем структуру и источники финансирования — повышаем долю клиентских средств. Мы активно работаем со средним бизнесом. Возлагаем большие надежды на совместный проект с «Почтой России» — Почта-банк. Кроме того, мы проводим оптимизацию группы в рамках стратегии создания единого банка. В мае мы полностью интегрировали большую часть Банка Москвы. Практически весь регулярный успешный бизнес, включая розницу этого банка, переведен в ВТБ. Только присоединение Банка Москвы экономит нам около 10 млрд руб. в год ежегодных расходов.

— Как будет проходить дальнейшая централизация в рамках группы?

— Как вы уже видите, мы объединяем бэк-офисные функции и в других компаниях и банках, входящих в группу. В целом мы ожидаем, что это даст несколько миллиардов рублей экономии в год.

— В готовящейся стратегии будет определена окончательная структура ВТБ после интеграции?

— Думаю, что мы в текущем году определимся по этому вопросу и объявим о нашем решении.

— Вопрос с окончательным присоединением ВТБ 24 будет решен в рамках этой стратегии?

— По моему мнению, да. Конкретные сроки и даты, я думаю, мы будем обсуждать в ближайшее время. Мы уже видим большой синергетический эффект от того, что мы стали универсальным банком. Думаю, мы продолжим работать в этом направлении.

— В отношении с ВТБ 24 будет полная интеграция в ВТБ?

—Я думаю, что да.

— Судьба ваших украинских банков также будет решена на горизонте готовящейся стратегии?

— Надеюсь на это. Мы хотели продать наш банк «ВТБ Украина», и у нас были реальные покупатели. Но мы не договорились ни с одним из них. У нас на Украине присутствует капитал в виде межбанковских кредитов, и мы хотели бы полностью его вывести. Но на Украине сейчас мало свободного капитала, и потенциальные покупатели были заинтересованы в том, чтобы мы частично или полностью оставили межбанковские кредиты, а мы к этому не готовы.

— Кто был в числе интересантов и можно ли сказать, что переговоры уже закончены?

— На самом деле переговоры с интересантами продолжаются, но нам пока не удалось прийти ни к чему конкретному. Я не назову интересантов, могу лишь сказать, что это представители украинского бизнеса.

— Что вы предпринимаете в условиях, когда продать украинский банк не удается?

— У нас есть четкий план по работе с активами. Прежде всего по тем заемщикам, которые пытаются нам не платить, мы будем реализовывать залоги. Фактически мы закрываем портфель, выплачивая деньги нашим вкладчикам. В итоге, возможно, мы выйдем из юридической формы именно банковского присутствия в стране, но будем потихонечку дальше реализовывать активы. В этом году баланс украинского банка мы уже сократили на несколько десятков миллионов долларов. Сейчас этот процесс ускорится, поскольку подготовительные операции прошли по целому ряду кредитов.

— Вы рассматриваете только возможность продажи залогов или и кредитов тоже?

— Уступка самого кредита в рамках украинского законодательства достаточно проблематична. Мы работаем с банками и заемщиками с целью рефинансирования ссуд. Это тоже одно из направлений нашей деятельности.

— Несмотря на сокращение вашего бизнеса на Украине, он продолжает приносить вам убытки. Насколько они для вас критичны?

— У нас задача в ближайшее время вывести банк «ВТБ Украина» на безубыточность. Мы уже сформировали необходимые резервы и сейчас будем оптимизировать расходы, сокращать физическое присутствие, количество отделений.

— Давайте вернемся к вопросу общей прибыли, которая тесно связана с дивидендами. Ваша дивидендная стратегия изменится? Правительство требует от госкомпаний дивидендов на уровне не менее 50% от чистой прибыли, это выполнимо?

— Все инициативы правительства на данном этапе мы полностью поддерживаем и исполняем. Если вы помните, то мы делаем даже больше того, что требовал наш основной акционер. Этой стратегии мы будем продолжать следовать.

— Поднимался вопрос о выплате промежуточных дивидендов по привилегированным акциям, он решен?

— Мы поддерживаем это предложение, но нам нужно будет решить несколько технических вопросов, чтобы мы смогли платить промежуточные дивиденды. Например, изменить вид привилегированных акций, а для этого провести общее собрание акционеров, может быть, даже два. Для решения всех технических вопросов по законодательству нам потребуется где-то три-четыре месяца.

— Промежуточные дивиденды будут по всем акциям или только по префам определенного типа?

— В конечном итоге все зависит от решения акционеров. Но мы как менеджмент считаем, что равенство акционеров должно соблюдаться в силу того, что у них существуют равные права.

— Раз уж мы затронули вопрос акционеров, то нельзя обойти стороной и грядущую приватизацию ВТБ — есть ли тут какая-то ясность?

— И ВТБ, и «ВТБ Капитал» активно взаимодействуют с агентом — «Ренессанс Капиталом» — и соответственно с Минэкономики, Минфином и Росимуществом. Прорабатываются различные варианты, рассматриваются выпуск конвертируемых облигаций, стратегическая продажа, продажа на публичный рынок. Идет большая подготовительная работа.

— В какой перспективе она может быть завершена?

— Банки сейчас находятся под давлением. Если вы посмотрите, то увидите, что в мире, наверное, большинство банков торгуется ниже капитала. Кроме того, появляется большое количество нововведений со стороны регуляторов, в том числе и новые требования по «Базелю» и т. д. В связи с этим инвесторы сейчас очень осторожно относятся к банковскому сектору. У нас действуют еще геополитические ограничения, так что целый ряд инвесторов не могут покупать наши акции. Все эти моменты очень сильно осложняют ситуацию. Думаю, что в этом году вероятность приватизации ВТБ практически нулевая. Но в следующем году мы продолжим работать. Все перечисленные мною факторы находятся в определенной динамике, поэтому я абсолютно уверен, что в какой-то момент возникнет благоприятная среда для приватизации банка.

— Есть ли у группы ВТБ планы по приобретению каких-либо банковских активов в рамках новой стратегии? Рассматриваете ли вы варианты вхождения в санации?

— До сих пор в каждом приобретении у нас была определенная цель — это либо выход в определенный регион, либо на определенную клиентскую базу. Если будет на рынке что-то действительно интересное в этом смысле, то мы такую ситуацию рассмотрим. Что касается санаций, то, насколько я знаю, мы в них не участвовали.

— А Банк Москвы?

— Изначально это была рыночная покупка. Но потом она превратилась в санацию — после того, как мы обнаружили, что менеджмент вывел колоссальные деньги из банка, скрыв огромные махинации от регулятора и от общественности.

Что касается санации, то мы в свое время покупали пакет банка «Открытие», который активно занимается санационными темами, и вышли из него с прибылью. На базе банка ВТБ санацию трудно осуществлять, потому что мы слишком большие.

— Вы упомянули «Открытие», сейчас вы снова их акционер. Тут возможны какие-то изменения?

— Сейчас на уровне группы у нас есть небольшой пакет. Но планов по его изменению у нас нет.

— Как на группу ВТБ повлияли санкции? Что-то изменилось за эти два года — с тех пор, когда они были введены? Проще сейчас стало работать с инвесторами?

— Вопрос многогранный, потому что изначально все выглядело так, как будто ударил сильный мороз! У нас были случаи, когда по три-четыре недели замораживались платежи только потому, что все пытались определить, подпадают ли эти операции под санкции или нет. Изначально с нами перестали торговать практически все инвесторы — и не потому, что не нравились наши услуги. Они просто говорили: «Коллеги, вы поймите, вот мы сейчас с вами что-то купим, продадим, а потом через пять лет придет какой-нибудь американский регулятор и скажет, что мы неправильно что-то подписали. Лучше мы этот риск брать не будем».

Прошло время, и сейчас большая часть инвесторов восстановила с нами сотрудничество, особенно за последние полгода. Большое количество иностранных инвесторов торгуют с нами валютой, ценными бумагами, работают по другим направлениям.

Глядя назад, я могу сказать, что сейчас мы работаем в спокойном режиме. У нас переизбыток валют с внешнего рынка, поэтому мы не видим проблем для привлечения средств на международных рынках. Пример — успешное размещение Россией еврооблигаций двумя траншами, где мы выступали единственным агентом по размещению. Euroclear изначально занял неконструктивную, на наш взгляд, позицию, поэтому мы пошли в сделку с локальной инфраструктурой, чего раньше никогда не делалось. Для Минфина это изначально было чуть-чуть дороже, но, после того как все в мире начали торговать этой бумагой, используя российскую инфраструктуру, Euroclear ничего не оставалось сделать, как включить ее в свой список. По новому выпуску они также попытались провести переговоры, но мы им абсолютно четко сказали: мы можем это делать без вас! В итоге здравый смысл у них победил, они включились в работу, и второй транш был размещен практически без дисконта к рынку.

Сейчас в мире появился огромный спрос на российские ценные бумаги, потому что два года Россия только погашала долги. Если вы посмотрите на задолженность правительственную, квазисуверенную, муниципальную, то увидите, что наша страна фундаментально недооценена. Спрос на российские долги очень большой. Для нас сейчас нет никаких проблем, чтобы размещать отечественные компании. Хорошие эмитенты улетают с огромной переподпиской. Вспомните последние размещенные нами еврооблигации — Global Ports, O1, РЖД.

— Можно оценить, сколько до конца года может состояться сделок?

— Точно в штуках я вам не скажу, так как каждая сделка индивидуальна. Но думаю, что до конца года дюжина может быть. Это миллиарды долларов.

— Что касается приватизации госкомпаний. Вас выбрали для проведения нескольких сделок. В частности, по размещению госпакетов «Совкомфлота» и «Башнефти». Что, например, вы можете сказать по «Совкомфлоту», по которому работаете уже три месяца? На какой стадии находится процесс? Выбрана схема для продажи?

— Мы поддерживаем приватизацию, потому что считаем это шагом вперед по развитию экономики, управления и повышения транспарентности. Не надо забывать и о бюджетном аспекте, хотя, на мой взгляд, он должен играть меньшую роль. Конкретные сделки мне комментировать очень тяжело, потому что мы являемся участником процесса. Все, что я могу вам сказать, может трактоваться как манипуляция рынками.

Но в общих чертах ситуация выглядит так. Мы как агент готовим свои оценки, предварительные заключения вместе с менеджментом компании, готовим тайм-лайн, представляем свои разработки. Министерства все это смотрят, вносят свои коррективы. Процесс достаточно трудоемкий.

Однако отдельные сделки — например, размещение АЛРОСА — прошли относительно быстро, потому что мы уже до этого выводили ее на рынок. Компания очень хорошая, сектор очень стабильный, профессиональный менеджмент.

С теми компаниями, которые первый раз выходят на рынок, такими как «Совкомфлот», конечно, работы больше. Но это — крупная международная компания, с понятной моделью бизнеса, четкими финансовыми показателями. Так что для нас она не представляет собой трудный кейс. Но по процедуре проект, конечно, будет более длительным.

— А в каком состоянии проект в настоящее время, на какой стадии?

— Вот именно такую информацию я дать не могу. За официальными комментариями лучше обращаться в саму компанию либо в Минэкономики.

— Как развиваются ваши зарубежные подразделения? Судя по всему, санкции на них сказываются все меньше…

— Европейские дочерние банки не подпали под санкции, поэтому они с этой точки зрения функционировали нормально. Но, как в любом другом сегменте банковской деятельности, мы смотрим на оптимизацию своего присутствия за рубежом. У нас в Европе (если считать, что Великобритания уже вышла из Евросоюза) имеются три банковские лицензии — в Германии, Франции, Австрии. Понятно, что три лицензии — это три дублирующих себя штата. Европейские законы позволяют нам не иметь все три лицензии, а сохранить присутствие в этих странах с другой юридической формой. Мы сейчас внимательно оцениваем возможности снизить издержки и повысить эффективность на этих рынках.

— Например, смотрите, чтобы оставить одну лицензию?

— Одну или две, у нас есть несколько вариантов.

— А много у вас людей работает в этих трех подразделениях?

— В трех банках больше 300 человек.

— И сколько из них вы можете сократить?

— Порядка 20–30%, думаю, мы сможем высвободить.

— А ваши африканские банки затронет эта оптимизация?

— У нас есть один банк в Анголе. Он работает как небольшой местный банк. Эта страна сейчас проходит через довольно трудную ситуацию с падением цен на сырьевые товары. Но банк нормально работает.

— То есть там вы не планируете ничего менять?

— Пока нет.

— В прошлом и этом годах «ВТБ Капитал» провел несколько сделок с компаниями из Португалии, Испании, Италии, ряда других европейских стран, а также Турции. Причем эти сделки не затрагивали ни российский рынок, ни российских инвесторов. Как вы вышли в этот сегмент? Почему выбирали именно вас?

— Мы для себя определили новый регион деятельности — периферийные европейские страны, которые не являются ключевыми рынками для западных партнеров. Как, например, Болгария или Португалия. Крупные западные инвестиционные банки просто ушли оттуда, у них слишком много своих проблем, в том числе с регуляторами, а местные банки не в состоянии оказывать услуги, которые нужны местным крупным компаниям. И для нас появился хороший шанс выйти на этот рынок. Но мы не присутствуем там постоянно, не открываем филиалов. Мы туда приходим, общаемся со всеми, смотрим, что нам подходит по профилю риска, клиентуре, регуляторным ограничениям. И небольшой командой делаем интересные сделки.

— Одна такая сделка — Vivacom — получилась очень скандальной…

— Ничего скандального там не было. В Болгарии у нас несколько лет был клиент Цветан Василев, владелец Corporate Commercial Bank (CCB). На €150 млн, которые мы ему предоставили, он купил около 76% акций крупной телекоммуникационной компании Vivacom. Потом выяснилось, что Цветан Василев вывел много активов из банка и попал под суд. Совсем как целый ряд наших бывших банкиров, он убежал из страны и скрывается от правосудия. Наш кредит перестал обслуживаться. После полугодового ожидания каких-то платежей от заемщика мы вынуждены были провести аукцион по продаже заложенного у нас телекоммуникационного актива. Его выиграл консорциум, в который входят болгарский бизнесмен Спас Русев, миноритарные акционеры, владевшие активом до аукциона и полностью его поддержавшие, и «ВТБ Капитал». В ходе аукциона цена Vivacom, кстати, выросла с первоначальных €180 млн до €330 млн. Из этих денег нам оплатили просроченный кредит, остаток получили миноритарные акционеры и болгарское правительство, которое пытается вернуть хотя бы часть средств, похищенных у вкладчиков банка бывшим владельцем Vivacom.

Однако Цветан Василев активно пытался нам мешать. Неожиданно в этой истории возник даже российский гражданин, фамилия которого Косырев,— никому не известный бывший чиновник мелкой руки, который объявил себя владельцем Vivacom, желая нажиться на участи беглого банкира. Доказать этого он не смог, но активно пытался предъявить нам необоснованные претензии. Для меня очевидно, что за Косаревым стояли другие люди, которые и пытались осуществить рейдерскую атаку на наш банк. Они даже обратились в OFAC — Управление по контролю за иностранными активами Казначейства США — с просьбой наложить дополнительные санкции на группу ВТБ, что, конечно, демонстрирует их способность предать интересы своей страны ради призрачной личной выгоды. Но, как и другие начинания этих людей, рейдерская атака закончилась неудачей, так как на стороне группы ВТБ международное и российское законодательство.

— Все эти сделки, о которых вы начали рассказывать на новых для вас рынках, вообще никак не связаны с Россией?

— Тут есть интересный аспект. Нас нередко воспринимают как экспертов по России, которые могут помочь развить бизнес в нашей стране. Например, найти покупателя. Мы продавали со стороны китайцев несколько компаний российским стратегическим покупателям, в том числе «Роснефти». В частности, в сделке российской нефтяной компании и China National Chemical Corporation мы были эдвайзером ChemChina. В настоящее время идет большая сделка в Индии по группе Essar для «Роснефти». Надеюсь, что в ближайшее время она будет завершена.

— Глава ВТБ Андрей Костин говорил периодически про некие проблемы, которые у вас были с регулятором в Лондоне. Что якобы он излишне придирчиво относится к вашему лондонскому подразделению. В чем они заключались и сняты ли они в настоящее время?

— Работа с регулятором — это ежедневный, регулярный процесс. После введения санкций они пришли в VTB Capital Plc, наше лондонское подразделение, и заявили, что оно не может существовать без помощи материнского банка — поскольку ВТБ находится под санкциями, его британская «дочка» не может существовать. Мы очень долго пытались доказать, что это самостоятельное юридическое лицо, что оно действует по всем законам, что может осуществлять реальную деятельность. И, после того как мы убедили, что VTB Capital Plc может существовать, они сказали: ну хорошо, если он может существовать, то тогда пусть увеличит свой капитал, например, в три раза (что противоречит требованиям, предъявляемым любым другим банкам Англии). Но мы не согласились — почему мы должны иметь в три раза больше капитал, чем китайский или турецкий банк, работающий в Британии? И этот процесс продолжается. Мы постоянно чувствуем неотступное внимание…

— То есть они не прекратили вас преследовать?

— Требования первых дней уже сняты. Они тоже успокоились и видят, что банк работает…

— Но вопрос капитализации до сих пор стоит?

— Они все время в том или ином виде этот вопрос поднимают. Мы часто являемся объектом проверок, но все успешно проходим. Мы с уважением к ним относимся и спокойно пытаемся убедить их в нашей точке зрения.

В США мы тоже все делали по закону. Но нас почему-то решили оштрафовать, причем по операциям еще 2010 года, потому что, глядя ретроспективно, вспомнили, как наказали канадский банк. Но мы сразу пошли на сотрудничество и сделку с регулятором, поэтому отделались шлепком по руке. Хотя наша юридическая фирма говорила, что у нас абсолютно пуленепробиваемый бизнес-кейс, идите судитесь. Но в другой фирме нам сказали, что если здесь вы отсудитесь, то нарушения у вас где-то в другом месте найдут. А если вдруг вы здесь не отсудитесь, то вы уйдете со штрафом раз в 20–30–40 большим. Мы все взвесили и решили — дешевле заплатить сейчас.

Интервью взяли Ксения Дементьева и Дмитрий Ладыгин