Как уходила Светлана
Историк Леонид Максименков — о реакции советского руководства на бегство из страны дочери Сталина
Пятьдесят лет назад дочь Сталина — Светлана Аллилуева изменила Родине. В истории Советского Союза и "реального социализма" она оказалась едва ли не самой знаменитой невозвращенкой. Совсем недавно стали известны документы политбюро ЦК КПСС и КГБ, которые позволяют узнать о реакции высшего советского руководства на этот беспрецедентный поступок
Фото: Фото Игоря Зотина и Валентина Мастюкова / ТАСС
Фото: РИА Новости
Фото: DPA/ТАСС
Фото: РГАСПИ
Фото: РГАСПИ
Как все произошло? Светлана Аллилуева находилась в Индии с частным визитом. После кончины в Москве ее гражданского мужа — индийского коммуниста Сингха ей разрешили выехать в Индию с урной. Прах покойного предполагалось развеять над Гангом. Разрешение было выдано сроком на одну неделю. Визит предусматривался частным. В Дели в день намеченного возвращения в Москву Аллилуева вызвала такси. Вышла из советского посольства. Проехала по улице один квартал. Вошла по широкой мраморной лестнице в здание посольства США. Там попросила политического убежища и в тот же день была тайно вывезена из Индии. Эпопея закончилась прилетом в США...
До сегодняшнего дня у нас не было советских документов из "Дела Аллилуевой". ФБР частично рассекретило ее досье. Но там, равно как и на сайте ЦРУ США, в основном оказались газетные вырезки. О многом приходилось судить по мемуарам самой Светланы Иосифовны "Только один год". Но даже в этих мемуарах документов как таковых нет. До них удалось добраться только спустя полвека.
Письма первому лицу
17 октября 1966 г. коммунистка Аллилуева пишет личное письмо генеральному секретарю своей партии — Леониду Брежневу:
"Уважаемый Леонид Ильич!
Очень прошу Вас уделить мне полчаса для разговора с Вами. Простите, что занимаю Ваше время своими личными делами, но, к сожалению, мне ясно, что ни одна инстанция этих дел не решит до того, как вынесет решение ЦК. В этом мне уже пришлось однажды убедиться.
Сейчас время не ждет, потому что мой муж, индийский коммунист Браджеш Сингх, очень серьезно и безнадежно болен, и тут возник ряд вопросов и предложений, а также трудностей, которые мне и хотелось бы с Вами обсудить. Мы оба очень благодарны за всю медицинскую помощь, но и она не в состоянии изменить ход давней, запущенной болезни легких. Еще одна-две простуды и никакая медицина его не спасет,— полтора месяца назад его еле отходили. Все может окончиться очень скоро и очень печально, и тогда вся ответственность падет на мою голову, так как всем известно, что он приехал сюда ради меня. Эту ответственность за его здоровье и жизнь я действительно несу, и потому и прошу Вас выслушать мои соображения при личной встрече.
Я очень надеюсь, что Вы мне не откажете, и заранее Вас благодарю.
17 октября 1966 г. Аллилуева С.И.
Москва, ул. Серафимовича, 2, кв. 179. Тел. В 1-92-74".
Итак, помимо личной встречи с лидером партии Аллилуева ни о чем конкретно не просила. Хотя жанр партийной переписки предполагал иное: нужно было бы по пунктам перечислить просьбы и обосновать их. Сделано это не было. Тем не менее 25 октября Аллилуеву принимает второй человек в партийной иерархии, секретарь ЦК по идеологии Михаил Суслов. Записи этой беседы в архивах нет, зато разговор на Старой площади подробно осветит Светлана в своих мемуарах.
"Это было наихудшее, чего я могла ожидать,— идти прямо к лидеру партийных консерваторов. Я отправилась на Старую площадь, не предвидя ничего хорошего. Суслова я видела при жизни отца несколько раз, но никогда не говорила с ним. Он начал точно так же, как и премьер: "Как живете? Как материально? Почему не работаете?" Но я позволила себе напомнить о моем письме: "Разрешат ли мне то, о чем я прошу? Мы оба просим. Неужели нельзя удовлетворить последнее желание человека?" Суслов нервно двигался, сидя за столом. Бледные руки в толстых склеротических жилах ни минуты не были спокойны. Он был худой, высокий, с лицом желчного фанатика. Толстые стекла очков не смягчали исступленного взгляда, который он вонзил в меня.
"А ведь ваш отец был очень против браков с иностранцами. Даже закон у нас был такой!" — сказал он, смакуя каждое слово. "Ну что ж,— сказала я, по возможности вежливо,— он в этом ошибался. Теперь это разрешено всем — кроме меня". Суслов дернулся и немного задохнулся. Руки завертели карандаш. "За границу мы вас не выпустим!" — сказал он с предельной ясностью.— А Сингх пусть едет, если хочет. Никто его не задерживает".
"Он умрет!" — сказала я, чувствуя, что сейчас надо говорить короче.— "Он умрет здесь, и очень скоро. Эта смерть будет на совести всех нас, и на моей совести! Я не могу допустить этого. Это будет стыд и позор всем нам".
"Почему позор? Его лечили и лечат. Никто не может упрекнуть нас, что мы не оказывали помощи. Умрет — так умрет. Он больной человек. А вам нельзя за границу. Будут провокации". "Какие провокации? Причем тут провокации?"
"Да вы не знаете! — ответил он.— А вот когда я поехал в Англию вскоре после войны, то наш самолет уже в аэропорту встретила толпа с плакатами: "Верните нам наших жен!" — Понимаете?! <...> Вас там сразу же окружат корреспонденты. Вы не знаете, что это такое,— словом, политические провокации будут на каждом шагу. Мы вас же хотим уберечь от всего этого. <...> Что вас так тянет за границу? — спросил он напоследок, как будто я просила пустить меня в туристское турне.— Вот вся моя семья и мои дети не ездят за рубеж и даже не хотят! Неинтересно!" — произнес он с гордостью за патриотизм своих близких".
Аллилуева завершает рассказ публицистично: "Я ушла, унося с собой жуткое впечатление от этого ископаемого коммуниста, живущего прошлым, который сейчас руководит партией..."
Но вернемся к хронологии событий. 31 октября Сингх умирает, а 3 ноября Светлана в новом письме сообщает Брежневу о кончине своего мужа и просит разрешить ей траурную поездку в Индию:
"Прошу Вас, очень убедительно прошу Вас помочь мне выполнить мой последний долг перед ним — я должна отвезти прах покойного к его родным в Индию. Таковы национальные традиции. Еще и еще раз подчеркиваю, что он приехал сюда из-за меня, возможно, что в Индии он еще оставался бы жив сейчас, и этот факт накладывает на меня особые обязательства перед его близкими.
Я знаю, что мой выезд за границу нежелателен. Тем не менее в этих исключительных обстоятельствах я все-таки прошу и настаиваю на разрешении.
Поездка займет 7-10 дней, не более. Мне могут сделать паспорт и визу на любое имя. Племянник моего мужа, государственный министр по иностранным делам Динеш Сингх, может встретить меня на аэродроме, откуда я поеду в его дом. Мне нужно также проехать в местечко Калаканкар на Ганге, где живет брат мужа и где прах будет брошен в реку. Кроме этих двух мест я нигде не буду. Кроме ближайших родственников никого не увижу. Я заверяю Вас, что ничего предосудительного с политической точки зрения не случится.
Товарищ Генеральный секретарь, я прошу Вас меня понять и разрешить мне выполнить мой долг в самое ближайшее время. С уважением, Аллилуева С.И."
Это второе письмо кардинально отличалось от первого тем, что оно содержало конкретные, а главное, выполнимые предложения — просьбы. Вот такие письма нужно писать во власть. Хотя трудно сказать, что заставило Брежнева на этот раз "понять" и прислушаться. Быть может, тот факт, что поручителем-рекомендателем выступает племянник покойного Канвара Браджеша Сингха — Динеш Сингх — раджа Калаканкар, государственный министр торговли дружественной страны. Или то, что он — ближайший соратник премьера Индиры Ганди и даже считается ее конфидентом.
Решение политбюро
Брежнев дает поручение своему "верному оруженосцу", заведующему партийной канцелярией — общим отделом ЦК Константину Черненко. Константин Устинович никогда не скрывал своих сталинистских симпатий, если не сказать восторгов. К выполнению данного партийного задания он отнесся и с пониманием, и с номенклатурной теплотой.
Черненко 4 ноября оставляет для истории такую хроникальную запись: "Тов. Аллилуева (Сталина) Светлана обратилась с просьбой к тов. Косыгину А.Н. разрешить ей выехать в Индию на 7 дней для похорон мужа. Этот вопрос проголосован по телефону". Голосуют Брежнев, Воронов, Кириленко, Косыгин, Пельше, Подгорный, Полянский, Шелепин. Это стоит пояснить: голосовали не по письму Брежневу, а по его копии Косыгину совсем не случайно. Этот аппаратный нюанс свидетельствует о базовой установке: партия никогда ни в чем не бывает виновата, если что случится, то спросится с правительства. Как в воду глядели!
На выходе всех этих маневров имеется постановление политбюро: "Согласиться с просьбой о выезде в Индию на 7 дней Аллилуевой Светлане. Поручить тов. Семичастному выделить двух работников для поездки с ней в Индию. Тов. Бенедиктову оказать помощь во время пребывания их в Индии".
Напомним, что Владимир Семичастный был председателем КГБ, а Иван Бенедиктов — послом в Индии (потом выяснится: поездка Светланы станет роковой для политической карьеры первого и поводом для перевода на новую работу второго).
Итак: срок ограничен неделей (так просила ходатай), два охранника (охранницы) с Лубянки, посол выделит посольскую машину, встретит и проводит в аэропорту, разместит в посольстве. Решение, в принципе, было трафаретным. Но засада содержалась в нем изначально: при выезде Светлане почему-то не дали советский загранпаспорт на вымышленное лицо (хотя даже при жизни вождя его дочь подписывала свои журнальные статьи псевдонимом — Васильева). Об этом вспомнят позже: если бы главное удостоверение личности было выдуманным, то и всей заварухи можно было бы избежать.
Но 4 ноября 1966 года в теории все казалось правильным, а главное, исполнимым, но на практике ответственное поручение провалят все. Неделя превратится в три месяца (Аллилуева выторгует продление). Вместо двух охранников окажется одна — некая Кассирова, да и то после месяца командировки в Индию эта "дипломатша" с Лубянки улетучится (то ли ей визу не продлят, то ли в Москве решат сэкономить на суточных в свободно конвертированной валюте). Наконец, бывший сталинский министр земледелия (с памятного 1938-го), а потом посол в Индии Иван Бенедиктов допустит либеральную слабинку. Светлана в итоге ускользнет, когда посольство будет готовиться отметить международный женский день колбасой, шпротами и икрой с шампанским.
Восьмое марта
То 8 марта 1967 года обещало стать по-особому памятным и праздничным в истории Страны Советов. Не только потому, что год был юбилейным — 50-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. А потому что впервые отмечали весенний праздник по полной программе как нерабочий. Но праздничного обеда в кругу семьи у ряда крупных советских товарищей не получается, поскольку в Москву с тропического юга вместо завернутых в целлофан мимоз летит сенсационная шифровка:
"Спец. N 292
ВНЕ ОЧРЕДИ
О С О Б А Я
ЦК КПСС
МИД СССР
7 марта обнаружено исчезновение Аллилуевой. Через возможности резидента КГБ установлено, что предположительно Аллилуева вылетела из Дели в Рим самолетом авиакомпании "Квонтас" в ночь с 6 на 7 марта. Как явствует из списка пассажиров, вместе с ней выехал установленный американский разведчик, второй секретарь посольства Рейли (он был гидом на американской выставке в СССР, владеет русским языком). Пока можно предположить два варианта: или Аллилуева добровольно ушла к американцам, или была похищена ими. В любом варианте, видимо, целесообразно заявить протест индийским властям и обратить их внимание на то, что Аллилуева была гостьей министра Д. Сингха и за ее безопасность несет ответственность индийская сторона. Кроме того, указать, что без содействия или попустительства индийских властей это не могло произойти.
Одновременно считали бы необходимым принять возможные меры в Риме через соответствующие наши органы.
8.III.67 г. И. Бенедиктов".
Телеграмма уходит из Дели в три часа утра по местному времени. В Москве ее расшифровывают к полудню и рассылают Брежневу, Косыгину, Подгорному (тройка коллективного руководства), Суслову, зав. международным отделом ЦК Пономареву, министру иностранных дел Громыко и его заместителю Кузнецову, а также Семичастному. Фактически посол предлагает руководящим товарищам на выбор альтернативу. Или — или. Одновременно тезисно намечает первоочередные шаги: ноту индийцам и спецмероприятия в Риме. Разумеется, детали последнего плана засекречены до сих пор.
К послу прислушиваются. В тот же нерабочий день оформлено решение политбюро N П34/85 "Об указаниях посольству СССР в Дели в ответ на телеграмму N 292 от 8 марта с.г.". В Индию летит шифровка: "Совпосол. 292. Вам необходимо направить советника посольства к Динешу Сингху и выяснить все обстоятельства, относящиеся к отъезду Аллилуевой. При этом следует сказать Сингху, что Аллилуева, как известно, 8 марта должна была направиться самолетом в Москву, однако туда она не прибыла <...>".
Еще через три дня новое решение. Первый шок проходит, решают избежать скандала, а главное, не будоражить советский народ новостью о том, что за границу сбежала дочь самого Генералиссимуса. Летит новая шифровка — послам и представителям СССР в международных организациях (ООН, ЮНЕСКО, ФАО, МАГАТЭ и т.д.).
"Для вашей ориентировки сообщается следующее. Аллилуевой Светлане (дочь Сталина) было разрешено в конце 1966 года выехать в Индию. <...> В Москве не придают всему этому делу значения. Исходя из этого вам следует проявлять безразличное отношение к этому случаю и не вступать в какие-либо обсуждения его с иностранцами. Если будут задаваться вопросы, можете отвечать, что вас не интересует, куда Аллилуева пожелала выехать и сколько времени она будет находиться в той или иной стране. Это личное дело того лица, о котором идет речь. В случае обращения в посольство наших друзей с пожеланием посоветовать, какой линии им придерживаться в этом вопросе, вам следует сделать разъяснение в соответствии с данным указанием".
"Наши друзья" — это коммунисты.
Меры приняты, но новость все-таки становится мировой сенсацией: дочь Сталина стала невозвращенкой! 12 марта политбюро скрепя сердце принимает постановление N П34/106 "Об информации ТАСС в связи с делом С. Аллилуевой", чтобы известить советский народ. Отрадно одно: закон об ответственности родственников в былой редакции отменен Хрущевым. Иначе был бы полный конфуз: Иосиф Виссарионович, если был бы жив в момент побега дочери, был бы немедленно арестован.
Но доказывать свою невиновность и непричастность сыну и дочери перебежчицы все равно необходимо. И вот 14 марта член ВЛКСМ, студент Первого медицинского института Иосиф Аллилуев клянется:
"Я и моя сестра глубоко потрясены поступком нашей матери С.И. Аллилуевой (Сталиной). Воспитанные в духе любви и преданности Родине, мы считаем, что этот поступок не находит никакого оправдания, и не можем с ним примириться. Нам кажется, что этот поступок не продиктован какими-либо политическими мотивами. Мы его можем объяснить только душевным заболеванием. Это позволяет нам обратиться с просьбой о помощи в установлении связи с матерью (телефонной или письменной)".
Впрочем, версия с "душевной болезнью" не проходит — Светлана раздает интервью западным СМИ на великолепном английском языке и говорит обо всем отчетливо и связно. Становится ясно: игра в "позабудется — быльем зарастет" не складывается, надо отвечать.
Рикошет кадровый и общественный
Когда 29 апреля 1967 года главный редактор "Правды" Зимянин "в соответствии с поручением" направляет в политбюро статью "Кому нужен этот балаган", подготовленную для опубликования в главной газете страны, Суслов дает директивную установку: "В Индию выехала на законном основании. Она была свободна принять решение о выезде в США, однако для этого ей следовало бы воспользоваться общепринятой процедурой, а не услугами ЦРУ, что придает ее деятельности характер измены Родине".
Было принято назревшее решение сместить Семичастного и рекомендовать на должность председателя КГБ Юрия Андропова (одно из последних, что успевает сделать Семичастный,— это 11 мая вернуть в ЦК партийный билет Аллилуевой, "переданный в КГБ в числе других документов ее сыном").
Решением бюро Кировского райкома КПСС города Москвы 25 мая дочь Сталина исключается из членов КПСС (см. иллюстрацию).
После этого на Старую площадь валом и "спонтанно" повалили письма разгневанных трудящихся — это и был ответ на "инцидент".
Гражданка Зикеева из Москвы жаловалась: "Сообщения радиостанции "Голос Америки", связанные с именем С. Аллилуевой, произвели на меня самое удручающее впечатление. Ранее многим думалось, что ее похитили. Не верилось, что дочь и внучка уважаемых большевиков может оказаться выродком. Хочется и нужно послать этой продажной женщине тысячу проклятий, тем более что эта мерзкая особа объявила себя верующей. Если бы можно было переслать ей письмо, я собрала бы под ним подписи многих старых членов нашей партии".
Член КПСС Сыромолоков из Челябинска "был до глубины души возмущен ее подлым и предательским поведением". Обращаясь к С. Аллилуевой, автор заявляет: "Мне думается, не из-за плохой жизни ты предала Родину. Учили тебя советские учителя, ела ты не только черный хлеб и жила, конечно, не в бараке. Я работаю с 15 лет. Не мог получить такого образования, как ты, встречался с трудностями, но знал, что жизнь будет хорошей — и не ошибся".
Товарищ Гуленков считает, что С. Аллилуева "пытается за рубежом спекулировать именем своего отца. Место ей — в горничных у Керенского".
Васильченко из Сумской области полагает, что "в целях нейтрализации вредных заявлений Аллилуевой следовало бы через центральную печать или иным путем публично осудить ее неблаговидные действия". Такое мнение о поступке С. Аллилуевой, замечает автор, "является широко распространенным".
Между тем к началу лета 1967-го Светлана переезжает в Америку и оказывается важным участником развернувшейся битвы на фронте идеологической борьбы: в год великого юбилея Советского государства публикация книги воспоминаний Аллилуевой не могла рассматриваться иначе.
Одна за другой стали появляться утвержденные директивные статьи. 27 мая в "Правде" "О провокациях на высшем уровне". 31 мая в "Комсомольской правде" перевод статьи Анри Бордажа "Доллары Светланы". 2 июня в "Известиях" опубликована подборка писем "Богоискательница... за доллары".
Затем начинается спецоперация КГБ по продвижению своей, смягченной версии фрагментов мемуаров Светланы в широкие западные массы до выхода книги из печати. Андропов докладывал об этом партийному руководству (см. иллюстрации) под грифом "особая папка", преподнося ситуацию как очевидный успех контрразведчиков.
В докладной от 9 августа. (Андропов — ЦК, N 2032-а) отмечается, как специалисты правили оригинал: "сдержанные выпады против "касты" и аппарата ЦК. Из оригинала опущены фразы: "Она (мать С. Аллилуевой) так и не успела вкусить той роскошной жизни за казенный счет, которая развернулась в наших кругах позже, после ее смерти". "Господь с ними со всеми, убогие твари и интересы их были убогие..." "... в ЦК самостоятельностью обладает лишь один человек — это отец. Все остальные сидят, ждут и молчат. И получают большие деньги за подобную "работу"". Главное достижение в том, что образ Сталина оказался почти что симпатичным. Андропов: "Обращает на себя внимание то, что И.В. Сталин характеризуется только с положительной стороны, подчеркивается его огромная работоспособность, скромность, аскетизм, любовь к народу, ненависть к пышности и презрение к "касте". Ни один политический деятель, кроме Берии, не упоминается в отрицательном плане. Вина за преступления возлагается на Берию и систему, перед которыми бессилен сам Сталин".
Андропов правильно рассчитал, что следовало амортизировать идеологический шок, не дать пропагандистской бомбе разорваться накануне и во время празднования великого пятидесятилетия. Допустив утечку рукописи, распространив подредактированные варианты, было важным стравить западных издателей между собой. Особенно американских с западноевропейскими. Что и было успешно сделано.
12 августа 1967 года. Андропов — ЦК (N 2054/а): "В результате осуществляемых Комитетом госбезопасности мероприятий по продвижению выдержек из рукописи С. Аллилуевой в западную прессу в настоящее время сложилось такое положение, когда многие газеты, журналы, радио и телевидение из-за конкурентных соображений стремятся как можно скорее изложить содержание мемуаров и соответствующим образом их прокомментировать.
При этом в ряде случаев публиковались материалы, продвинутые через наши возможности.
Некоторые обозреватели строят догадки, что за кампанией, начавшейся в настоящее время в мировой печати, стоят советские агенты.
По имеющимся в КГБ сведениям, некоторые журналы, которые приобрели право на публикацию рукописи у "Харперс энд Роу", в настоящее время собираются пересмотреть свои соглашения с этим издательством, так как книга С. Аллилуевой в значительной степени перестала быть сенсацией.
Комитетом госбезопасности принимаются меры, чтобы до американской стороны были доведены выгодные нам версии о происхождении рукописи С. Аллилуевой"...
"Бомбу" обезвредить удалось: когда мемуары Светланы вышли книгой, серьезного шума уже не было.
Лишение по полной программе
Несколько иначе сложилось со второй книгой беглянки — "Только один год". Она рассказывала уже не о кремлевских тайнах, а об истории бегства автора с родины мирового пролетариата. Книга выглядела как инструкция и учебное пособие для будущих советских перебежчиков и невозвращенцев (как вызывать такси, как разговаривать в американском посольстве и т.д.). И была настолько убедительной и неприятной для советского партийного руководства, что 7 октября 1969 года Иосиф Аллилуев и его сестра Екатерина Жданова обратились в политбюро ЦК КПСС:
"Недавно в США нашей матерью С.И. Аллилуевой выпущена книга "Только один год". Мы перечитали эту книгу и считаем своим долгом заявить, что ее содержание вызвало у нас глубокое возмущение, и, учитывая, что речь идет о нашей матери, не менее глубокое огорчение. <...> Бегство нашей матери в США причинило нам глубокое горе, ее активная антисоветская деятельность не может не вызвать нашего осуждения. Мы категорически отвергаем ее попытки объявить нас своими единомышленниками. Наши мысли и судьба неотделимы от жизни советского народа, с которым порвала наша мать".
Мысль о разрыве с народом возникает в покаянном письме детей Аллилуевой не случайно, и если посмотреть на календарь, все станет понятным: Страна Советов и "все прогрессивное человечество" подходили к очередному великому юбилею — 100-летию со дня рождения Ленина в 1970-м. А на пути к незабываемой дате имелся подводный камень — 90-летие со дня рождения второго вождя Октября — Сталина. В Кремле эту дату решили полностью проигнорировать и замолчать. Но о Светлане не забыли. Номинальный советский президент Николай Подгорный 11 декабря 1969 года обращается в политбюро: "Проживающая в США после бегства из СССР советская гражданка Аллилуева Светлана Иосифовна в своих статьях, книгах, интервью, опубликованных за рубежом, а также в выступлениях по радио и телевидению систематически клевещет на советский государственный и общественный строй, зло искажает нашу действительность...". Как ее можно наказать? Лишением гражданства. И в тот же день политбюро решением П148/XI "О лишении гражданства СССР Аллилуевой С.И." одобряет проект указа: лишить "за поступки, порочащие звание гражданина СССР".
Реакцию советского руководства на "поступки" дочери Сталина, впрочем, можно вполне считать вегетарианской: Детей, покаявшихся в грехах матери, не тронули, ее выгнали за побег только из партии, гражданства лишили пару лет спустя и не просто так, а "за дело". Отец бывшей гражданки так мягкотело разве поступил бы?..
