В Париже на 78 году жизни скончался модельер Аззедин Алайя, последний из французских гениев кутюра, умевший жить без рекламных бюджетов, вне обязательных недель моды и давления больших домов.
В модном мире нет авторитетов, но на смерть Алайи отозвались все. «Кутюрье огромного таланта. Какая печальная новость»,— сказал AFP Пьер Карден. Свое сожаление высказал и президент Франции Эмманюэль Макрон, и бывшие и нынешние министры культуры, а главное — десятки знаменитых красавиц Франции, оплакивающих не только художника, но и друга. «Маленький гигант высокой моды, прощай Азеддин Алайя»,— написала в Twitter Инес де ля Фрессанж. Несколько дней назад он после случайного падения попал в больницу, впал в кому и в ночь на субботу умер, застав врасплох всех, кто звал его другом, братом и «папой» (своих детей у него не было).
Алайя родился в Тунисе. С 15 лет он держал в руках иголку и портновские ножницы. Три года учился скульптуре в тунисской школе искусств и хотя не получил диплома, научился кроить платье как скульптуру по телу. Пока другие мальчишки гоняли мяч и девчонок, он помогал своим родным и сочинял для заказчиц туалеты в духе Бальмен или Баленсиаги, точно так же как сейчас во всех концах света портные пытаются изобразить Алайю. В Париж он приехал в конце 1950-х 18-летним юношей, прошел через все модные дома, и нигде его не хотели брать. В Christian Dior, куда он было устроился, Алайя никак не мог приступить к своим обязанностям, и через несколько дней его уволили. Он поработал у Guy Laroche и Thierry Mugler, а потом стал заниматься индпошивом.
Аззедин Алайя прославился не тем, что устраивал показы и выходил на публику, давал интервью или размещал рекламу на Елисейских полях. В течение многих лет он работал не как художник-автор-модельер, а как обычный портной: принимал частные заказы, обсуждал их с глазу на глаз и отдавал вещи не в пустоту подиума, а в руки своих клиенток. Причем попасть к нему было куда сложнее, чем к самому модному пластическому хирургу. Потому что в платьях Алайи женщины были прекрасны и желанны, «его наряды — это ласки для девушек»,— говорил директор музея моды Галлиера Оливье Сайяр. Алайе якобы даже предлагали вернуться в Dior после Гальяно, но он отказался.
Парижанки буквально подняли провинциала на руки и открыли перед ним важнейшие столичные двери. И, конечно, он этих женщин обожал. Восхищался и боялся.
Во время интервью он рассказывал мне, как иногда по часу ждал перед очередной дверью в парадном, прежде чем решался нажать на кнопку звонка.
Он бравировал своей несветскостью и всегда ходил в бесформенном черном китайском костюме. В его квартире на улице Бельшас все происходило в одном пространстве: швейные машинки стояли даже на кухне и в ванной, а юные модели (в свое время это были и Наоми Кэмпбелл, и Линда Евангелиста, и Стефани Сеймур) месяцами жили у «папы», как они его называли.
Аззедин Алайя создал собственную марку в 1979 году. С тех пор обстоятельства не раз менялись. В 2000-м он вступил в союз с Prada и расстался с маркой через 7 лет. Потом Azzedine Alaia был куплен швейцарской группой Richemont, но это нисколько не изменило его привычек. Он по-прежнему не участвовал в неделях моды, не приемля саму идею, что мода должна меняться от сезона к сезону.
«Я не люблю моду, но люблю одежду»,— говорил Алайя. Он хотел делать вещи, которые не устареют до второго пришествия.
Он считал, что платье можно сделать раз и навсегда, если это настоящее платье, такое как носили его клиентки Арлетти или Грета Гарбо. Так и есть — хотя некоторым платьям уже за пятьдесят, молодые посетительницы продолжают засматриваться на них на выставках.
Алайя работал над новыми вещами и коллекциями столько, сколько считал нужным. Дедлайнов для него не существовало. Когда я однажды спросил у него, почему он так долго работает и как понимает, что пора остановиться, Алайя ответил: «Когда я вижу, что уже хорошо получилось, тогда и останавливаюсь». Неделя моды иногда начиналась у него спустя недели три после ее окончания.
Мы встречались с ним для интервью в Маре на улице Мусси. Высоченный зал с галереями под стеклянной крышей, где проходили показы, устраивались праздники и домашние спектакли. По сторонам — мастерские. На верхнем этаже жил он сам. Но главной во владениях Алайя была столовая с огромной кухней во всю стену. Здесь за прозрачным столом собирались все, кого обеденный час застал в Маре. Продавцы, портнихи, модели, фотографы и даже приглашенные журналисты. Не бывало такого, чтобы за стол садилось меньше пятнадцати человек. Алайя вспоминал свою бабушку в Тунисе, в доме которой стол накрывали всегда с запасом — мало ли кто заглянет. Он царил за столом, смеялся, угощал гостей очень простой едой с арабским акцентом и в своей черной одежде, с нетипичными чертами лица, казался маленьким инопланетянином без возраста и пола — не зря фотографы обожали снимать его с моделями, которым он был чуть ли не по пояс.