Классы бы делать из этих людей
Половина россиян относят себя к среднему классу, которого нет
Считать себя представителем среднего класса, возможно, приятно, но абсолютно бессмысленно. Такой социальной группы в России нет. Большинство тех, кто себя к ней причисляет,— на грани бедности. Хуже того: за время кризиса удовольствие относить себя к воображаемому классу стало дороже на 18%.
Бедный-бедный средний класс
Деда Мороза нет, Бабы-яги нет, эльфов нет — и среднего класса тоже не существует, но это не мешает 51% городского населения России считать себя его представителями (Sberbank CIB, опрос жителей городов с населением от 100 тыс. человек, 2016). За два года численность этой фольклорной популяции в больших городах уменьшилась примерно на 7,4 млн человек (в сентябре 2014 года к среднему классу себя причисляли 60% опрошенных), а если экстраполировать оценки на всю страну — уже на 14 млн. О собственно среднем классе эти числа не говорят ничего — они означают лишь, что 14 млн человек избавились от иллюзий на свой счет и это было не самым приятным событием в их жизни.
Принадлежность человека к среднему классу, как уже указывали "Деньги" (см. N49 от 14 декабря 2015 года), определяется не только его самооценкой, но и уровнем образования, социальным статусом и уровнем доходов. Однако в России высшее образование и достойный доход связаны не так сильно, как во многих других странах и как хотелось бы обладателям соответствующих корочек. А люди, чей доход обеспечивает им свободу потребительского выбора,— слишком разные по социальному статусу и типу занятости, чтобы можно было говорить о них как о каком-то классе в социальном смысле.
Кроме того, людей с таким доходом всегда было немного. В опросах ФОМ по всероссийской выборке доля респондентов, чьи доходы позволяют им без проблем приобретать бытовую технику, не превысила 27% ни разу с 2009 года. В декабре 2015-го показатель скатывался до 15%, в сентябре 2016-го составил 21%. В том, что могут купить автомобиль (такая возможность — один из атрибутов среднего класса мирового уровня в определении Всемирного банка), признавались в разное время от 3% до 8% опрошенных. В сентябре 2016-го — всего 6%, включая 1% самых богатых, тех, кто вообще никаких материальных затруднений не испытывает.
Если соотнести эти данные ФОМ о самооценке потребительских возможностей с данными Sberbank CIB, станет очевидно, что для большинства россиян, продолжающих относить себя к среднему классу, даже покупка простенькой стиральной машины или, скажем, посудомойки может оказаться нетривиальной задачей, хотя на еду и одежду им, скорее всего, денег хватает. Можно предположить, что для них куда лучше годится термин, использованный при описании населения с подобными потребительскими возможностями в мониторинге социального самочувствия ВШЭ,— "протобедный класс".
"Протобедный" — подходящее слово. В мониторинге отмечается, что, по данным июльского опроса, в предыдущие три месяца 30% представителей этого класса (при 36% в целом по выборке) сталкивались с невозможностью оплатить обязательные или неотложные расходы — на ЖКУ, лекарства, образование детей или взрослых и кредиты (не считая ипотечных); и почти 12% заявили, что не справятся без помощи государства. Даже среди утверждающих, что их доходов достаточно для покупки бытовой техники, таких людей подозрительно много: 14% и 5% соответственно.
"Среднего класса в России как не было, так и нет,— подчеркивает руководитель отдела изучения потребления и уровня жизни "Левада-центра" Марина Красильникова.— Люди, которые себя оценивают как средний класс, ориентируются прежде всего на материальный достаток и на те возможности потребления, которые он предоставляет. Эти возможности сужаются, и они оказываются перед фактом, что не могут поддерживать уровень жизни, который у них сформировался до этого, потому что снижаются их доходы в реальном выражении".
Инфляция самооценки
В номинале, по данным Sberbank CIB, иллюзия принадлежности к несуществующему классу за два года стала дороже на 18%. В сентябре 2016-го средний доход респондентов, продолжающих считать себя средним классом, составил 37 тыс. руб. против 31 тыс. руб. в 2014-м. Теперь почувствовать себя средним классом на 31 тыс. можно разве что в провинции. Но если учесть, что накопленная за два года инфляция составила более 23%, это изменение можно назвать скромным. С другой стороны, номинальный рост и среднедушевых доходов (сентябрь 2016-го к сентябрю 2014-го — на 11%), и средней начисленной заработной платы (13% за два года) был еще скромнее.
Основным фактором снижения реальных доходов, как следует из этих данных, стало падение незарплатных поступлений. И это не только пенсии и пособия, индексация которых сильно отстает от инфляции. В мониторинге НИУ ВШЭ отмечается, что во втором квартале 2016-го (последняя доступная оценка Росстата) доля доходов от предпринимательской деятельности в общей структуре доходов населения снизилась до 6,8%, "достигнув своего минимума за весь период постсоветского развития". В начале нулевых этот показатель был более чем в два раза выше и достигал 15,3%.
Сентябрьские данные Росстата в принципе внушают оптимизм: снижение реальных располагаемых доходов оказалось меньше, чем ожидалось (на 2,8% к сентябрю 2015-го после августовских 8,2%), а реальные зарплаты заметно выросли — на 2,8% (за январь--сентябрь — на 0,4%). Но большинство россиян с этим благосостоянием пока не столкнулись. Так, среди работающих респондентов Sberbank CIB в повышении зарплаты в 2016 году признались 25%, причем среднее повышение (на 6,3% в номинале) было ниже инфляции (6,4%). А респонденты "инФОМ" даже чуть чаще говорили о снижении зарплаты, чем о повышении.
"По нашим опросам, на фоне кризиса, в конце 2014-го --2015 году, сильно просели две группы: те, чье материальное положение — по самооценке — позволяет купить автомобиль, и те, кому хватает на бытовую технику. В этом году первая группа немного выросла снова: год назад их было 3-4%, теперь — 5-7%. Но вторая еще сжимается. Становится больше тех, чьих доходов хватает только на еду и одежду,— рассказывает директор проектов ООО "инФОМ" Людмила Преснякова.— Есть ощущение, что наиболее обеспеченные смогли вернуть привычный уровень жизни, а доля беднеющих потихонечку растет".
Одновременно, впрочем, растут все индексы, отражающие настроения и степень уверенности потребителей: и индекс ЦБ, который рассчитывается ежемесячно по данным "инФОМ" (90 в сентябре против 87 в августе), и ежеквартальные индексы Nielsen (67 плюс 1 п. п. ко второму кварталу) и Росстата (минус 19, рост на 7 п. п.). Но это объясняется уменьшением инфляционных ожиданий и улучшением в последние несколько месяцев оценок ситуации на рынке труда. "Это очень важный фактор, который добавляет уверенности в ситуации в целом, потому что сэкономить можно, когда есть из чего экономить",— отмечает Преснякова.
Впрочем, уточняет она, в последние месяцы склонность потребителей к экономии не становится сильнее: "Если раньше основная часть респондентов говорила, что экономит все больше, то буквально за пару месяцев все поменялось — сейчас чаще говорят, что в плане экономии у них ничего не изменилось и ничего не изменится. Люди психологически адаптировались к практикам и стратегиям экономии, и эта новая реальность признана нормой. Это пока трудно интерпретировать как то, что люди развязывают затянутые пояса,— скорее они просто привыкли".
Новая норма
Статистика уже фиксирует небольшое оживление потребительского спроса — по данным Росстата, в сентябре падение розницы замедлилось до 3,6% год к году (в августе — 5,1%). Как отмечает аналитик Райффайзенбанка Станислав Мурашов, с учетом сезонности розничный оборот вырос на 0,4% квартал к кварталу — впервые с 2014 года. Однако, добавляет он, пока восстановление спроса неустойчиво: потенциал его роста ограничен слабыми перспективами увеличения реальных зарплат и склонностью населения к сбережениям.
"Про оживление потребления говорить сложно, потому что индекс потребительских настроений, который мы замеряем, хотя и растет уже несколько месяцев, пока еще не достиг докризисных показателей. Сейчас он в районе 90, но, например, на таком же уровне он находился в январе 2015-го, а в декабре 2014-го был равен 100",— указывает Преснякова. По данным "инФОМ", доля респондентов, которые, появись у них дополнительные деньги, предпочли бы их сберечь, в сентябре достигла 52%, что является максимумом за всю историю наблюдений.
На практику это желание, правда, не сильно влияет. Из месяца в месяц более 70% обнаруживают, что им не удалось отложить ничего, более 60% не имеют сбережений в принципе, а из тех, у кого сбережения есть, 38% готовы называть этим громким словом суммы меньше 40 тыс. руб.— очевидно, что копить деньги по-прежнему могут лишь наиболее обеспеченные. В целом опросные данные, резюмировала Преснякова, не оставляют впечатления, будто сбережения населения увеличиваются и финансовое положение людей становится более благополучным.
При этом, хотя масштабы экономии в целом не растут и данные "инФОМ" свидетельствуют о восстановлении сезонных трат (например, на отпуск), которых год назад было несколько меньше, доля людей, утверждающих, что в предшествующие три месяца отказывались от крупных расходов, в сентябре достигла 54%. Это максимум за два года. Лидируют среди рухнувших планов ремонт жилья (22%), поездка на отдых (21%), покупка бытовой техники (9%). Возможно, подобная противоречивая динамика — еще одно свидетельство роста неравенства и постепенного исчезновения середины.
Потребитель всегда разумен. За словами "потребитель стал разумнее" обычно стоит указание на то, что люди стали больше экономить, стали внимательнее смотреть на цены, стали меньше делать ненужных — как кажется кому-то — покупо
Трактовать эти попытки сэкономить по-крупному как большую разумность потребителя точно не стоит, предупреждает Красильникова: "Потребитель всегда разумен. За словами "потребитель стал разумнее" обычно стоит указание на то, что люди стали больше экономить, стали внимательнее смотреть на цены, стали меньше делать ненужных — как кажется кому-то — покупок. Но на самом деле те покупки, которые мы называем ненужными, нужны для наших социальных самоощущений: мы можем сделать такую покупку, и мы тем самым подтверждаем свое положение в обществе. Они в этом смысле нужны. Может быть, два обеда есть не нужно, но заплатить за два обеда очень приятно".
Образ желаемого постепенно, естественным образом подстраивается под снизившийся на ступеньку уровень материального дохода
Другое дело, отмечает она, что "за последние два года появились признаки того, что люди стали скромнее в своих претензиях": "Все массовые слои населения чувствуют, что им становится хуже. И, с моей точки зрения, то, что оценки населением материального положения перестали ухудшаться во второй половине нынешнего года, произошло не потому, что появились признаки улучшения ситуации, а потому, что их ожидания стали более скромными. Образ желаемого постепенно, естественным образом подстраивается под снизившийся на ступеньку уровень материального дохода".